Игорь Паливода

Талантливому человеку посвящается...

СМОНЕКС

            Н О Ч Н А Я    П О Э М А

 

Пролог:  Б д е н и е

 

При свете дня, в печи мирских сует,

в плену у ложной славы миражей,

подернутых белесой дымкой,

в кругу постылых восковых фигур

с застывшими гримасами свинячих рыл,

прикрытых так умело,

что хрен поймешь вовек поганой сути тех,

кто держит на прицеле

и плоть, и дух твои

(не дрогнет палец на курке –

лишь был бы дан момент),

в гудящем улье неприкрытого порока,

когда, глаза открыв однажды,

сейчас же хочешь их закрыть, –

при свете дня тебе не суждено

облечься в тишину хотя б на миг

(уж токмо разве в землю врыться!),

растаять, будто лед в сосуде с тоником,

в своем уединенье,

в замкнутом склепе

собственной коробки черепной,

утопнуть в том зудящем веществе,

что этот короб наполняет

и прет наружу

лавою пробудшего вулкана…

Такое счастие не выпадет тебе на долю,

покуда светит солнце;

ты будешь, как и все, кружиться и неснись

в потоке сточных вод,

вдыхая теплый смрад,

под маской голубой кабанье рыло пряча,

всегда готовый

любому дать пинок под зад.

И будет так,

покуда не угаснет день,

покуда грешное светило

не спустится устало

и не окрасит охрой вершины гор…

И загорится тут вдали

сто миллиардов глаз,

лениво наблюдающих с небес

потешную твою возню…

И всё затихнет вдруг,

исчезнет суета теней

и маски сбросятся;

и рыла в пух уткнутся,

чтоб умереть на время.

 

Вот тут, считай, твоя мечта сбылась:

ты сам – наедине с собой самим.

И нет туманных миражей, гримас;

сидишь  – весь погружен в покой, – 

ни шумом, ни докукой не томим –

хорошенький такой…

 

 

  1. П о к о й

 

Какая тишь!..

Сегодня что – четверг?

Иль понедельник?

В густую чернь раздумчиво глядишь,

открыв окно,

и дышишь сладкой ночью,

что за окном господствует.

И до чего же хороша!

Не веришь глазу:

глаз не видит ни шиша,

хоть вытаращен бешено.

И ты сидишь, недвижим, как икона,

что в углу твоем повешена,

но знаешь все:

стены – четыре; потолок – один;

и пол;

и двери.

И быть им вечно.

Твой дом – и мир ему, конечно!

Вот шкаф, –

как будто видишь сам, –

вот кресло, вот кровать,

вот кошка

молча в руки просится,

вот туалет –

тебе давно туда уж хочется…

Но нет, не встанешь ты:

тебя не просто пробудить

от этой тишины,

от тьмы,

от одиночества, покоя –

всего того, что ты обрел с таким трудом

не так давно

и, видно, ненадолго…

Сидишь во тьме, сидишь,

дышать  боясь…

А в темном переулке за окном

вдруг  что-то – лясь! –

и снова тишь.

 

Какая тишь!..

Сегодня что? – среда?

Иль воскресенье?..

Во тьму окна глядишь

в тиши

и не заметишь сам, когда

в далеких закутках души

вдруг зарождается

сомнение.

 

  1. С о м н е н и е

 

Сегодня что – весна?

Быть может, лето?

Весна в зиме?

Где я? Зачем один? Зачем во тьме?

И я ли это?

Что шкаф?

Стоит ли он еще

иль появляется при свете только,

когда лучи дневные

фанеру освещают?

И кошка та куда девалась?

Была ль она вообще?

Откуда вонь?

Чей дом?

Что под окном – помойка?

Где дверь? Налево от окна?

Куда ведет она?

Где свет?

Что – правда ночь,

иль я ослеп?

Кому здесь нужно

мое присутствие?

Зачем так душно?

К чему все приведет?..

 

К тебе явилось и в тебе растет

предчувствие.

 

  1. П р е д ч у в с т в и е

 

Да.

Что-то тут не то.

И тьма, и тишь, и одиночество.

Не зря ты так притих,

что псих;

в ночи являются тебе и чередой проходят

лики всех святых,

губами шевелящие,

подсвеченные скупо –

снизу почему-то, –

враспев произносящие

какие-то пророчества.

Внемли словам их, мудрецов,

и сам шепчи молитву!

Ничто и никогда не кончится добром,

не обрати к тебе свой лик

святейший из Отцов.

Забудь мирскую суету,

уйди в себя!

Воззри во тьму – не ту,

что за окном,

а ту, что обняла тебя сейчас, –

и думай об одном:

не зря,

не зря ты тут сидишь в тиши

и ждешь чего-то.

А, собственно, чего?

И знать не смей!

Запомни только:

так не бывает, чтоб не случилось что-то.

Тебе сие известно?

То-то.

Не вечно будет эта тьма.

Придет пора – и тьма изменится

и станет чем-нибудь еще,

раздастся вглубь и вширь,

и никакой святой пророк

тебя не пустит на порог,

чтоб тайну ту поведать,

которая неведома ему.

И долго так тебе сидеть

во мраке,

как в тумане, как в дыму

и тихо ждать ума расстройства,

пока предчувствие смятенное твое

не станет

беспокойством.

 

  1. Б е с п о к о й с т в о

 

Неужто что-то вправду будет?

Еще бы –

в одиночестве,

во тьме так долго пребывая, –

что же? –

наивно думать о покое

хоть на неделю, хоть на год…

А эта вонь к примеру?

Что за вонь?

Как будто тут нагадил конь,

и не один?

А может хуже –

кот?

Какой, к чертям, покой?

Не тот,

когда  такая тишь, такая тьма,

и я со этим всем наедине сижу,

и вправду будто ожидая

хорошего чего-то!…

 

Дурак!

Не слышишь – жмет в груди

и щемит меж колен,

под лиру в голове святое пение –

фальшивое, с литаврой пополам?

Уж нет!

В ловушку глупой радости

попасть себе не дам,

ибо нельзя никак:

отнюдь не радость впереди.

Скорее тлен.

Отсюда где-то и волнение.

 

 

  1. В о л н е н и е

 

Комок у горла

и сердца биение,

всю плоть целиком

пронизывает сквозняком

волнения.

 

Как попал ты сюда,

во мрак?

Где свет, где вода?

Зачем убежал от мира,

от масок,

ласок

и драк?

Кому оставил квартиру?

Так пёр,

что след пунктиром!

(для того есть сортиры)

Бросил все с потрохами, –

Там же постель расстелена! –

а ты свою жалкую душу под мышку

и на рынок понес.

Теперь все потеряно:

холодильник с вином,

постель с грехами,

в подвале – дружище-пёс,

с ним рыжая сука и трое малышек,

мохнатых малюток…

Что, доигрался, ублюдок?!

Променяло грызло свиное

пух на прах…

…У горла комок.

И запах гноя.

И страх.

 

 

        6. С т р а х

 

Сижу, расширив глаз,

упершись в темноту, 

и слышу вдруг:

душа отторгла газ.

И чую – лоб в поту.

Сижу у страха в хладных лапах –

И в судорогах каждый член…

О этот запах! –

неужто тлен?

В углах копошится что-то,

надвигается.

На лбу вырос гриб.

Снова запах гнили и пота,

и опять за спиною скрип…

Приближаюсь к ближайшей стене,

закрываюсь рукой от тьмы.

Но открыто окно – и вонь 

Совсем растворилась 

во мне…

Волосатая чья-то ладонь...–

Не тронь!!

 

И в глазах запылал пожар,

и сознанье ушло,

и пришел

кошмар.

 

 

  1. К о ш м а р

 

Из тьмы явилось:

из воска слеплено лицо

с нависшими бровями,

что глаз не видно из-за них.

И что-то говорит оно невнятно,

бормочет про себя,

но слышно громко –

на всю округу.

Слов не разобрать

ни так, ни этак…

То говорит Отец-пророк –

Отец Отцов.

И голос монотонный

настолько в душу проникает,

что оставаться должен был навеки там…

И, вслушиваясь в обрывки фраз,

смысл уловил я,

хотя с трудом,

но передать его не смог,

когда очнулся ото сна:

все начисто забыл.

 

И тьма прошла,

ушло уединенье,

забрезжил солнца первый луч

и, заглянув в окно участливо,

мне око приласкал.

Я жадно взял графин (вина взалкал).

Согрело душу мне вино,

пришло успокоенье.

Не стало в небе серых туч –

Настало пробужденье.

 

 

Эпилог: П р о б у ж д е н и е

 

Что может быть на свете слаще сна,

когда в постели теплой (иль без оной)

один – погруженный в небыть,

потусторонний мир беспамятства и неги –

под тиканье часов настенных,

под стук колес о стыки рельс

и ровный гул турбин,

под пенье птиц лесных

и под ручья журчанье,

под шелест трав?..

Неужто есть такое?

Что оно?

 

Рассвет.

Открытье глаз

сродни прозренью

от полной слепоты.

Прозрачен воздух

весь живой, упругий,

словно грудь.

Твой первый вдох и первое движенье,

твой первый шаг –

и ты похож на мумию, восставшую из гроба,

воскресшую по воле тайных чар.

И первая твоя улыбка, адресованная свету,

и солнце отвечает тем же

радостным виляньем зада.

И – кажется тебе –

для одного тебя оно сияет

и улыбается т е б е,

и хлопает приятельски

по твоему плечу:

«Довольно, друже!

Очнись,

уж завтрак протрубило!

Воззри вокруг себя!

Вот шкаф, – теперь уж видишь сам, –

вот кресло, вот кровать,

вот ты на ней сидишь,

вот кошка смотрит подло

тебе в глаза –

сидит давно уж у закрытой двери:

куда-то хочет, видно

(а ты подумал про нее в ночи

Бог знает что;

И как не стыдно!).

Восстань от сна!

Глаза протри, глупыш!

Оправься от душевных ран,

засунув голову под кран,

и смой с лица свиное выраженье

с надменностью козла:

сегодня воскресенье!..»

 

И вот я выпрямляюсь,

расправив грудь,

кладу ладони на затылок

и, снова, снова улыбаясь,

бегу к воде, беру обмылок

и окунаю голову в ручей,

от счастья тая

(живой ведь все же как-нибудь!),

и, прокляв мрак ночей,

и тишь, и синь,

весь опускаюсь в ледяную воду,

желая здравствовать китаям

и всем другим народам!

На сием – аминь!