СМОНЕКС
Н О Ч Н А Я П О Э М А
Пролог: Б д е н и е
При свете дня, в печи мирских сует,
в плену у ложной славы миражей,
подернутых белесой дымкой,
в кругу постылых восковых фигур
с застывшими гримасами свинячих рыл,
прикрытых так умело,
что хрен поймешь вовек поганой сути тех,
кто держит на прицеле
и плоть, и дух твои
(не дрогнет палец на курке –
лишь был бы дан момент),
в гудящем улье неприкрытого порока,
когда, глаза открыв однажды,
сейчас же хочешь их закрыть, –
при свете дня тебе не суждено
облечься в тишину хотя б на миг
(уж токмо разве в землю врыться!),
растаять, будто лед в сосуде с тоником,
в своем уединенье,
в замкнутом склепе
собственной коробки черепной,
утопнуть в том зудящем веществе,
что этот короб наполняет
и прет наружу
лавою пробудшего вулкана…
Такое счастие не выпадет тебе на долю,
покуда светит солнце;
ты будешь, как и все, кружиться и неснись
в потоке сточных вод,
вдыхая теплый смрад,
под маской голубой кабанье рыло пряча,
всегда готовый
любому дать пинок под зад.
И будет так,
покуда не угаснет день,
покуда грешное светило
не спустится устало
и не окрасит охрой вершины гор…
И загорится тут вдали
сто миллиардов глаз,
лениво наблюдающих с небес
потешную твою возню…
И всё затихнет вдруг,
исчезнет суета теней
и маски сбросятся;
и рыла в пух уткнутся,
чтоб умереть на время.
Вот тут, считай, твоя мечта сбылась:
ты сам – наедине с собой самим.
И нет туманных миражей, гримас;
сидишь – весь погружен в покой, –
ни шумом, ни докукой не томим –
хорошенький такой…
-
П о к о й
Какая тишь!..
Сегодня что – четверг?
Иль понедельник?
В густую чернь раздумчиво глядишь,
открыв окно,
и дышишь сладкой ночью,
что за окном господствует.
И до чего же хороша!
Не веришь глазу:
глаз не видит ни шиша,
хоть вытаращен бешено.
И ты сидишь, недвижим, как икона,
что в углу твоем повешена,
но знаешь все:
стены – четыре; потолок – один;
и пол;
и двери.
И быть им вечно.
Твой дом – и мир ему, конечно!
Вот шкаф, –
как будто видишь сам, –
вот кресло, вот кровать,
вот кошка
молча в руки просится,
вот туалет –
тебе давно туда уж хочется…
Но нет, не встанешь ты:
тебя не просто пробудить
от этой тишины,
от тьмы,
от одиночества, покоя –
всего того, что ты обрел с таким трудом
не так давно
и, видно, ненадолго…
Сидишь во тьме, сидишь,
дышать боясь…
А в темном переулке за окном
вдруг что-то – лясь! –
и снова тишь.
Какая тишь!..
Сегодня что? – среда?
Иль воскресенье?..
Во тьму окна глядишь
в тиши
и не заметишь сам, когда
в далеких закутках души
вдруг зарождается
сомнение.
-
С о м н е н и е
Сегодня что – весна?
Быть может, лето?
Весна в зиме?
Где я? Зачем один? Зачем во тьме?
И я ли это?
Что шкаф?
Стоит ли он еще
иль появляется при свете только,
когда лучи дневные
фанеру освещают?
И кошка та куда девалась?
Была ль она вообще?
Откуда вонь?
Чей дом?
Что под окном – помойка?
Где дверь? Налево от окна?
Куда ведет она?
Где свет?
Что – правда ночь,
иль я ослеп?
Кому здесь нужно
мое присутствие?
Зачем так душно?
К чему все приведет?..
К тебе явилось и в тебе растет
предчувствие.
-
П р е д ч у в с т в и е
Да.
Что-то тут не то.
И тьма, и тишь, и одиночество.
Не зря ты так притих,
что псих;
в ночи являются тебе и чередой проходят
лики всех святых,
губами шевелящие,
подсвеченные скупо –
снизу почему-то, –
враспев произносящие
какие-то пророчества.
Внемли словам их, мудрецов,
и сам шепчи молитву!
Ничто и никогда не кончится добром,
не обрати к тебе свой лик
святейший из Отцов.
Забудь мирскую суету,
уйди в себя!
Воззри во тьму – не ту,
что за окном,
а ту, что обняла тебя сейчас, –
и думай об одном:
не зря,
не зря ты тут сидишь в тиши
и ждешь чего-то.
А, собственно, чего?
И знать не смей!
Запомни только:
так не бывает, чтоб не случилось что-то.
Тебе сие известно?
То-то.
Не вечно будет эта тьма.
Придет пора – и тьма изменится
и станет чем-нибудь еще,
раздастся вглубь и вширь,
и никакой святой пророк
тебя не пустит на порог,
чтоб тайну ту поведать,
которая неведома ему.
И долго так тебе сидеть
во мраке,
как в тумане, как в дыму
и тихо ждать ума расстройства,
пока предчувствие смятенное твое
не станет
беспокойством.
-
Б е с п о к о й с т в о
Неужто что-то вправду будет?
Еще бы –
в одиночестве,
во тьме так долго пребывая, –
что же? –
наивно думать о покое
хоть на неделю, хоть на год…
А эта вонь к примеру?
Что за вонь?
Как будто тут нагадил конь,
и не один?
А может хуже –
кот?
Какой, к чертям, покой?
Не тот,
когда такая тишь, такая тьма,
и я со этим всем наедине сижу,
и вправду будто ожидая
хорошего чего-то!…
Дурак!
Не слышишь – жмет в груди
и щемит меж колен,
под лиру в голове святое пение –
фальшивое, с литаврой пополам?
Уж нет!
В ловушку глупой радости
попасть себе не дам,
ибо нельзя никак:
отнюдь не радость впереди.
Скорее тлен.
Отсюда где-то и волнение.
-
В о л н е н и е
Комок у горла
и сердца биение,
всю плоть целиком
пронизывает сквозняком
волнения.
Как попал ты сюда,
во мрак?
Где свет, где вода?
Зачем убежал от мира,
от масок,
ласок
и драк?
Кому оставил квартиру?
Так пёр,
что след пунктиром!
(для того есть сортиры)
Бросил все с потрохами, –
Там же постель расстелена! –
а ты свою жалкую душу под мышку
и на рынок понес.
Теперь все потеряно:
холодильник с вином,
постель с грехами,
в подвале – дружище-пёс,
с ним рыжая сука и трое малышек,
мохнатых малюток…
Что, доигрался, ублюдок?!
Променяло грызло свиное
пух на прах…
…У горла комок.
И запах гноя.
И страх.
6. С т р а х
Сижу, расширив глаз,
упершись в темноту,
и слышу вдруг:
душа отторгла газ.
И чую – лоб в поту.
Сижу у страха в хладных лапах –
И в судорогах каждый член…
О этот запах! –
неужто тлен?
В углах копошится что-то,
надвигается.
На лбу вырос гриб.
Снова запах гнили и пота,
и опять за спиною скрип…
Приближаюсь к ближайшей стене,
закрываюсь рукой от тьмы.
Но открыто окно – и вонь
Совсем растворилась
во мне…
Волосатая чья-то ладонь...–
Не тронь!!
И в глазах запылал пожар,
и сознанье ушло,
и пришел
кошмар.
-
К о ш м а р
Из тьмы явилось:
из воска слеплено лицо
с нависшими бровями,
что глаз не видно из-за них.
И что-то говорит оно невнятно,
бормочет про себя,
но слышно громко –
на всю округу.
Слов не разобрать
ни так, ни этак…
То говорит Отец-пророк –
Отец Отцов.
И голос монотонный
настолько в душу проникает,
что оставаться должен был навеки там…
И, вслушиваясь в обрывки фраз,
смысл уловил я,
хотя с трудом,
но передать его не смог,
когда очнулся ото сна:
все начисто забыл.
И тьма прошла,
ушло уединенье,
забрезжил солнца первый луч
и, заглянув в окно участливо,
мне око приласкал.
Я жадно взял графин (вина взалкал).
Согрело душу мне вино,
пришло успокоенье.
Не стало в небе серых туч –
Настало пробужденье.
Эпилог: П р о б у ж д е н и е
Что может быть на свете слаще сна,
когда в постели теплой (иль без оной)
один – погруженный в небыть,
потусторонний мир беспамятства и неги –
под тиканье часов настенных,
под стук колес о стыки рельс
и ровный гул турбин,
под пенье птиц лесных
и под ручья журчанье,
под шелест трав?..
Неужто есть такое?
Что оно?
Рассвет.
Открытье глаз
сродни прозренью
от полной слепоты.
Прозрачен воздух
весь живой, упругий,
словно грудь.
Твой первый вдох и первое движенье,
твой первый шаг –
и ты похож на мумию, восставшую из гроба,
воскресшую по воле тайных чар.
И первая твоя улыбка, адресованная свету,
и солнце отвечает тем же
радостным виляньем зада.
И – кажется тебе –
для одного тебя оно сияет
и улыбается т е б е,
и хлопает приятельски
по твоему плечу:
«Довольно, друже!
Очнись,
уж завтрак протрубило!
Воззри вокруг себя!
Вот шкаф, – теперь уж видишь сам, –
вот кресло, вот кровать,
вот ты на ней сидишь,
вот кошка смотрит подло
тебе в глаза –
сидит давно уж у закрытой двери:
куда-то хочет, видно
(а ты подумал про нее в ночи
Бог знает что;
И как не стыдно!).
Восстань от сна!
Глаза протри, глупыш!
Оправься от душевных ран,
засунув голову под кран,
и смой с лица свиное выраженье
с надменностью козла:
сегодня воскресенье!..»
И вот я выпрямляюсь,
расправив грудь,
кладу ладони на затылок
и, снова, снова улыбаясь,
бегу к воде, беру обмылок
и окунаю голову в ручей,
от счастья тая
(живой ведь все же как-нибудь!),
и, прокляв мрак ночей,
и тишь, и синь,
весь опускаюсь в ледяную воду,
желая здравствовать китаям
и всем другим народам!
На сием – аминь!